Передел Лувра

Фестиваль кино

Истоки этого проекта органично вплетены в сферу сокуровской культурологии. Ведь история в его осознании движима сначала культурными действиями, не достаточно того, история - это, на самом деле, и есть история культуры, а не полководцев, армий и вождей (Наполеон и Гитлер представлены карикатурно, Сталин показан кратко и без симпатии). В данной нам концепции нет места материализму, точнее, он выведен за скобки истории как неизбежное зло. Цементирующую роль приобретает Музей - сакральное хранилище, которое живет собственной особой магической жизнью. Музеи стают главными героями кинофильмов Сокурова «Русский ковчег» и «Элегия дороги»; во «Франкофонии» - прямо за Эрмитажем и роттердамским музеем Бойманса-ван Бенингена - таковым героем оказывается Лувр, с которым у Сокурова, от лица которого ведется повествование, настолько же интимные дела.

Эта фраза вызвала одобрительный хохот в журналистском зале, который смотрел Сокурова со вниманием и почтением, наградив в итоге аплодисментами. Даже отзвуки гимна СССР в финале (музыкальная «додекафония» Мурата Кабардокова) не смутили профессиональную публику. Сейчас, когда мир на новеньком витке объят пропагандистской лихорадкой, дела 2-ух вволю повоевавших сестер - Франции и Германии - воспринимаются как ценный исторический урок. Неявной, но неизбежной героиней кинофильма оказывается и 3-я сестра - Россия, с еще больше беспощадной судьбой. Эта сестра в европейской семье сейчас нелюбима не кажется родной. Но в художественном мире Сокурова нет актуальной политики, ну и сама история, на самом деле дела, вторична. Ценность, которая важнее сиюминутности и, быть может, способна скрепить недружное человеческое семейство, - это культура. И лишь она одна.

На фоне схожих раздумий, на пике того явления, которое Сокуров именует «музейной лихорадкой» - крайней мощной страстью буржуазии, - разворачивается основной сюжет. Мы попадаем в Лувр в самый драматический момент его существования, когда нацисты захватили Париж и само существование Музея поставлено под вопросец. Спасти его отведено двум персонажам - французу и германцу, демократу и аристократу, директору Лувра Жожару и графу Вольффу-Меттерниху, отвечавшему в нацистской армии за судьбу культурных ценностей на захваченных территориях. В этих сценах Сокуров практически инсталлирует в документальную ткань игровой мини-фильм (обоих персонажей изображают актеры). При всем этом сам Создатель ни на миг не покидает «сцены», присутствуя больше, чем даже закадровым текстом. Этот прием знаком по почти всем его работам, но в данном случае он работает эффективнее, будучи связан не только лишь с сокуровской назидательностью, но с юмором не полностью безопасной драматичностью. Эту иронию наверное ощутили французы, которые, как дается осознать в кинофильме, «купили мир» (контрастом идут документальные кадры ленинградской блокады). Что касается германцев, те изображены без негодующего пафоса, но, когда выясняется, что граф Меттерних был удивлен поражению Германии в войне, Сокуров парирует: «А когда она ее выигрывала?»

Режиссер австралийской картины «В поисках Грейс» Сью Брукс 1-ые 20 минут очаровывает новеллой про 2-ух девчонок, флиртующих с парнем в автобусе. Но очарование уходит, когда фокус внимания переключается на родителей одной из девчонок (она и есть Грейс) и детектива-пенсионера, который помогает им в поисках сбежавшей из дому дочери. Все потуги восполнить банальность интриги за счет нелинейной драматургии в итоге не срабатывают. Так не сделав выбор меж драмой и сатирой, кинофильм зависает меж ними, оставляя самым запоминающимся персонажем старика, озабоченного белизной собственной зубной челюсти.

1-ый конкурсный кинофильм именовался «Безродные чудовища». Южноамериканский режиссер Кэри Фукунага обратился к теме самого ужасного насилия над детками, которое делает насильников и убийц из их самих. Для мальчика-нигерийца Агу бедное, но счастливое детство кончается совместно с еще одним военным переворотом и новеньким витком гражданской войны. Мобилизованный в людоедскую «партизанскую армию», он проходит через все круги земного ада, чтоб в финале чудом попасть в идиллический рай - реабилитационный учебный центр под эгидой ООН. Эта история, основанная на настоящей судьбе и описанная в популярной книге, стает в красивом синематографическом изложении, с саспенсом и шоковыми сценами (в одной мальчугана принуждают расколоть «врагу» голову, представив заместо головы арбуз). Принципиальное кино на важную тему имеет единственный недочет: оно выполнено по канону, и я могу это доказать, так как годом ранее лицезрел фактически таковой же кинофильм, политкорректный и прогрессивный, лишь с героиней - негритянской девченкой.

«Франкофонию» Сокурова ожидали еще в мае в Канне, где ей, казалось, было самое место и время: снятая в германо-голландско-французской копродукции, картина посвящена судьбе Лувра в годы нацистской оккупации. Но кинофильм оказался в Венеции: судя по всему, французы мало обиделись на то, как представлена их роль в мировой истории.

Еще на заре собственной карьеры Сокуров снял документальный кинофильм «Союзники» с анализом сложных отношений снутри антигитлеровской коалиции. Уже в той работе проявились способности режиссера-историка (Сокуров до ВГИКа закончил исторический факультет Горьковского института) и склонность к экспериментальной форме, не укладывающейся в обычный шаблон документалистики. В предстоящем режиссер предназначил себя субъективному авторскому синематографу, но не запамятовал о увлечении историей. Из него выросли и «трилогия власти» («Молох», «Телец», «Солнце»), и «Фауст», представляющий из себя не столько экранизацию Гете, сколько художественную версию новейшей истории Европы. Четыре года назад этот кинофильм принес Сокурову «Золотого льва», так что он возвратился в Венецию на дружественную почву.

Строго документированный в собственной базе, по форме кинофильм представляет игру с различными жанрами, форматами и технологиями. Есть в нем придуманный капитан Дерк, с которым Создатель разговаривает по скайпу: он перевозит на корабле музейные сокровища через бушующую морскую стихию, почти все из их тонут, но что-то остается. Морская стихия - метафора исторической, в какой, комментирует Сокуров, «нет ни смысла, ни совести». Единственный оттенок смысла ей придает культура, но ни Толстой, ни Чехов, к духам которых взывает режиссер, не способны указать кораблю спасительный маршрут в будущее. Как не способно и привидение, являющееся в виде символической француженки Марианны, которая заученно шепчет: «Свобода, Равенство, Братство». Главные идеи европейской цивилизации уже не работают в современной ситуации, а то, что свято для европейцев (скажем, традиция классического портрета), отвергается мусульманской культурой, и это противоречие наращивается.